РЕДЕДЯ — касожский князь-богатырь
Единоборство Мстислава с Редедей. Николай Рерих (1943г.)
Алексей Аргун
Редед –князь адыгов
(ИСТОРИЧЕСКАЯ НОВЕЛЛА)
Авторский перевод с абхазского
Художник Гарри Дочин
ПАМЯТЬ НЕПОДВЛАСТНАЯ ВРЕМЕНИ
Если вожак хорош, то и кто следует за ним, неплох.
Адыгейская пословица
Историческая новелла «Редед – князь адыгов» написана абхазским писателем-ученым, профессором, доктором искусствоведения Алексеем Аргун в 1988 году. В том же году она была переведена на адыгейский и опубликована в Майкопе в журнале «Дружба». Два года спустя вошла в его книгу новелл «Дом горел, и песню пели...», которая была издана в Москве массовым тиражом и сразу же привлекла к себе внимание читателей.
Монографии и книги А.Аргун хорошо известны не только в Абхазии, но и во многих странах СНГ. Его пьесы неоднократно ставились в дальнем зарубежье и на Северном Кавказе.
Представляемая на суд читателей новелла отображает эпизод из жизни адыгского народа, зафиксированный историками в первой половине одиннадцатого века.
Редед – мужественный воин, интересы родины и народа для него превыше всего. Он без всякого колебания пожертвовал жизнью ради того, чтобы предотвратить крупное побоище.
На протяжении многих веков человеческая память-история и седые вершины гор являются беспристрастными свидетелями массового героизма горцев, мужественно защищавших родину от всякого рода завоевателей. Они с молоком матери впитывают любовь к родине и готовы в любое время ценой своей жизни, подобно Редеде, преградить путь врагу. Адыги говорят: «Вне родины нет счастья», «Лучшей страны, чем родина, нет».
Когда в августе 1992 года, сея смерть и разрушение, в столицу Апсны – Сухум – ворвались оккупанты, то они последовательно стали уничтожать культурные и духовные ценности абхазов. Среди книг и брошюр, которые сжигались в первую очередь, были: «Абхазы – кто они?», «Пословицы горских народов Кавказа» и «Редед» – сборник новелл и пьес на абхазском языке, вышедший в канун войны... Лишь один экземпляр чудом уцелел у автора Алексея Аргун.
Уголовно-политическая элита Грузин была уверена, что в результате операции «Меч» абхазы будут уничтожены и покорены в течение трех дней и никто не сможет им помочь. Но просчет Госсовета Грузии выявился в первые месяцы войны. Почти невооруженные абхазы проявляли с самого первого дня войны чудеса мужества, поскольку были убеждены в том, что «Теряющий родину – теряет все». А вскоре на защиту Абхазии стали плечом к плечу добровольцы Северного Кавказа и Юга России и в первых рядах были потомки Редеда – братья адыги.
«Почему же так произошло?» – недоумевают горе-политики из Тбилиси. Автор исторической новеллы дает исчерпывающий ответ: «Испокон веков кровное родство абхазов и адыгов являлось основой их бытия. Как утверждают историки, когда-то они говорили на одном языке, но прошли столетия, и, взяв огонь из отцовского очага, люди разделились, одни поднялись в горы и перешли их, обосновавшись по ту сторону хребта, другие же остались на побережье Черного моря.
Атхамады[1] передавали из поколения в поколение песни предков о героическом прошлом абхазов и адыгов».
А то, что у абхазов с адыгами одна языковая группа, одна культура, песни и танцы, наглядно продемонстрировал международный фестиваль абхазо-адыгской культуры, прошедший с триумфом 15-25 июля 1992 года в Сухуме.
И пусть никто впредь не пытается стереть в нашей памяти это родство, как упорно делалось что на протяжении десятилетий.
В этой связи историческая новелла А.Аргун «Редед – князь адыгов» является скромным вкладом в укрепление братского единства абхазов и адыгов, а жизнь показала, что в нашем единстве – залог нашего процветания и непобедимости.
Олег IIIамба
* * *
Сидя в тени раскидистого орехового дерева, следил он отцовским взглядом за младшим сыном Сантемыром, который гонял рысака по двору. Сделав несколько кругов, юноша на ходу спрыгивал с горячего коня и, держась за уздечку, бежал рядом с ним, а на следующем круге опять взбирался на жеребца вороной масти. Княжич Сантемыр из абхазо-адыгского рода, славившегося мужественными воинами, отменными наездниками, певцами и танцорами, постигал тайны верховой езды. У этих народов есть поговорка: «Мужчину можно узнать по свисту кнута и цокоту копыт его коня».
А Редед, князь адыгский, очень хотел, чтобы любимый сын стал таким же мужественным и ловким, как и его старший брат, князь Темырбек, который находится сейчас у родственников в Абхазии. Испокон веков кровное родство абхазов и адыгов являлось основой их бытия. Как утверждают историки, когда-то они и говорили на одном языке, но прошли столетия, и, взяв огонь из отцовского очага, люди разделились. Одни поднялись в горы и перешли их, обосновавшись по ту сторону хребта, другая же часть осталась на побережье Черного моря.
Атхамады передавали из поколения в поколение песни предков о героическом прошлом абхазов и адыгов. И теперь во дворе князя Редеды, пока княжич Сантемыр учится укрощать скакуна, слуга Черым наигрывает народную мелодию на неизменном инструменте адыга – бжамие[2]. Мелодия эта стремительная, она как бы подхлестывает скакуна и всадника, под ее звуки Сантемыр убыстряет темп джигитовки.
– Жиу[3], останови коня, сынок, он уже покрылся пеной! Черым, выведи ему другого, – отдал распоряжение князь.
[1] Атхамада – старейшина и общине (абх.– адыг.).
[2]Бжамий – пастушеский рожок.
[3]Жиу – оклик, наподобие «эй!» 
– Отец, не пора ли и мне передохнуть? – спросил Сантемыр, спрыгнув с коня.
– Нет, сынок! Уставший человек должен преодолеть препятствие, а отдохнувший и без того сумеет... Запомни, мужчины не устают! – строго бросил князь сыну.
Черым в это время впустил во двор статного жеребца с лоснящимся телом. Тот косил глазом и подрагивал широкими ноздрями, готовый отразить любое посягательство на свою свободу.
– Сантемыр, давай сразу! С наскока хватай за ноздри и накидывай уздечку! Ну, слышишь, быстро! Конь должен почувствовать силу и удаль человека! – Редед порывисто вскочил, словно решил сам исполнить свои же наставления.
Сантемыр подбежал к жеребцу и левой рукой ухватил его за ноздри, а правой вцепился в хохолок гривы. Конь дрожал, приглушенно ржал и стал медленно пятиться, сжимаясь, словно пружина. За секунды его растерянности Сантемыр ловким движением набросил уздечку и мигом вскочил на спину жеребца. Как только всадник взмахнул акамчой, конь, встав на дыбы, взвился кверху, пытаясь сбросить с себя седока, но не тут-го было... Юноша словно прилип к его гриве и с силой потянул за уздцы. Конь вихрем понесся по кругу, а Сантемыр принялся проделывать с ним все то же, что и с первым скакуном. Отец вновь уселся на скамью, пристально наблюдая за сыном и время от времени давая ему необходимые советы. Носился конь, звучал бжамий, выводя народные мелодии, которые так любил Редед. Сказать по правде, песни были неотъемлемой частью его жизни, а имя Редед с адыгского означало «песня».
Когда в далеком прошлом видавшие виды старики собирались на свадьбах или же на джегу[1], они обязательно просили молодых затянуть редаду, чтобы на душе было веселее и ногам легче плясалось...
С детства князь рос неугомонным. Не ходил, а бегал, а став юношей, был уже отменным наездником, метким охотником, звонким запевалой, и родители прозвали его Редедой. Будучи влиятельным князем касогским [2], пройдя путь воина и защитника родины, он не утратил с годами любви к народной музыке, и в его доме всегда звучали народные инструменты – бжамий и апепшина[3]. Все его домочадцы, а также слуги и телохранители с хагреем[4]Лаурсеном во главе умели петь, играть и танцевать. Бывало, по вечерам в его доме собирались старые воины, знатные люди из разных сел. Сестры князя обносили каждого апнэ[5], полным угощения, а затем начиналось веселое представление. Не умолкая звучали апепшина и бжамий, а мужчины, выстроившись в ряд, пели редаду, полную радости, и их стройные голоса улетали далеко в горы...
Заводилой таких вечеров был хагрей Редеда храбрый воин и весельчак Лаурсен. Редед не зря укреплял свое княжество людьми бесстрашными, воспитывал сынов гор к неожиданным нападениям. Хотя, как гласит предание, Редед не склонен был первым рубить головы врагов. Прежде всего он обращался к ним с мирным словом, стараясь обойтись без кровопролития. Ему приписывают такие слона: «Адыги-воины, каждый из вас может взмахом меча обезглавить неприятеля, но не каждый способен словом остановить вооруженного человека и подарить ему свой меч, чтобы тот висел в его доме как символ дружбы...»
По своему внутреннему убеждению Редедя был миротворцем. Любил свой народ, почитал родство, поддерживал традиции. В мирное время он каждую минуту уделял сыновьям, рассказывая им о жизни народа, об историческом прошлом, а также о близких по крови пародах – убыхах и абхазах.
Предание гласит, что еще тысячелетия назад, когда абхазы были язычниками и поклонялись божествам неба, они воспевали гимн амре[6] с обязательным припевом «уаа, ри-да-да-ра, си-уа-а-рай-да-а-ра-а...». Когда абхазы приняли христианство, изменилось и смысловое значение их песен, а мелодия сохранилась. Песню о солнце пели теперь на свадьбах в честь привода невесты в дом жениха и называлась она уже «Редедой»...
Князь гордился своим именем, считал себя сыном двух народов, пусть условно разделившихся, но сохранивших в душе тепло общего очага... Старшего сына Темырбека князь часто посылал в Абхазию, поддерживая тем самым кровные отношения с братьями. Но не всегда был мир между этими пародами. Начиная с шестого века, абхазы, приняв христианство под давлением императора Юстиниана I, были вынуждены внедрить веру и на Северный Кавказ. Император не давал покоя абхазским владетелям, корил за то, что не могут повлиять на братские адыгские племена. Четыре епископа – фанагорийский; метрахский, зихопольский и никопсийский, рьяные христианские миссионеры, регулярно приглашались на константинопольские сборы, получая наставления и указания, как успешнее подавлять христианским крестом гордых горцев. Но, несмотря на значительные расходы, Византии вплоть до 1022 года не удавалось решить вопрос полного обращения в христианство адыгских племен. Среди них был и Редед.
Касогский правитель упорно противостоял новой вере, не представляя свой свободолюбивый народ, поклоняющийся божествам неба, воды, земли, огня, войны, охоты, покорным стадом, осененным крестом. Понимал он и то, что внедрение христианства не обойдется без кровопролития.
В мучительных раздумьях проводил князь дни и ночи. Горцу, воспитанному на народных традициях, песнях, посвященных радостному свободному труду, трудно переломить себя, ведь покорность означала потерю всего, чем жив этот народ... Князь был человеком добродушным, но стойко защищал от чьего-либо покушения духовную свободу своего народа. А это было ненавистно Византии.
И сейчас, когда он слушал дребезжащий звук бжамия, в нем закипала ярость. Резким движением Редед скинул с себя черкеску и бросился к коню, который несся ему навстречу во весь опор. Сейчас он вскочит на этого норовистого жеребца и покажет, как надо управлять им. Из головы не выходили слова, сказанные вчера хагреем Лаурсеном о том, что князь тмутараканский Мстислав собирается одним махом окрестить всех касогов и вместе с ними их князя Редеда. Кровь ударила в лицо, он хотел схватить жеребца за уздцы, но не так-то легко остановить коня в бешеной скачке да еще с самолюбивым всадником в седле...
По обычаю адыгского народа, снятие всадника с коня равносильно оскорбительному удару кнутом. Сантемыр, уловив намерение отца, что есть силы стегнул жеребца и промчался мимо.
– Жиу! Останови коня! – крикнул ему вслед Редед.
– Отец, я уже не мальчик! Если сможешь, стяни меня с седла!
– Айт, ну, держись! – предупредил Редед, и довольная улыбка промелькнула на его лице.
– Я сын того Редеда, что славен по всему Кавказу!
– Попробуй удержаться, хвастунишка, когда поймаю! Не миновать тогда хечхаса[7], понял?
– А ты сначала слови! – расхохотался Сантемыр.
– А-а-ла-урсын[8]?! Ну, держись, наездник! Посмотрим, кто на коне, а кто пеший! – уже серьезно сказал князь и, слегка изогнувшись, приготовился схватить скачущего коня за уздечку, но Сантемыр опередил отца и вновь ему удалось проскочить.
На следующем круге отец опять кинулся, как барс, к коню и, обхватив его за шею, повис на ней, но сын, закинув за голову уздечку и тем самым высвободив руки, старался разжать кольцо рук отца. Завязалась борьба. Так продолжалось еще два круга, и Редед несколько раз пытался перекинуть правую ногу через коня, но Сантемыр ловко отбивался левой, как настоящий джигит...
– Держись, скоро сорву! – смеялся запыхавшийся отец.
– Сам держись, иначе попадешь под копыта! – предупреждал раскрасневшийся в борьбе сын. И тут раздался третий голос, высокий и взволнованный.
– Что за игры устраиваете? Мальчика свалишь, оставь, князь! – тревожно взывала к мужу Айрыш.
– Не бойся, нан, я удержусь, а вот он сейчас рухнет! Зови скорей азэ[9] на помощь! – хохотал Сантемыр.
– Черым! О Черым! Перестань играть и останови коня! Не видишь, князь, словно юноша, забавляется, – просила княгиня, но слуга безмятежно наигрывал на инструменте, не выказывая ни малейшего беспокойства.
Неожиданно Сантемыр резко осадил коня и неуловимым движением сорвал руки отца с шеи коня. Князь остался лежать на примятой траве, а сын продолжал нестись на взмыленном жеребце.
– Да ты настоящий наездник, молодец! Теперь о тебе обязательно сочинят редаду, – не скрывая восхищения, крикнул он сыну, быстро встал и снова начал примериваться к жеребцу, но Сантемыр предугадал намерение отца, развернул коня и, направив в сторону невысокого забора, перемахнул через него и помчался по широкому полю.
– Жиу, Черым, приведи коня! Надо догнать его и показать, как это побеждать старших! – громко произнес Редед, и слуге было непонятно, в шутку или всерьез говорит князь.
Молча вскочив в седло, он направил коня за сыном, по того нигде не было видно. А когда через час с небольшим Редед вернулся домой, у калитки его встретил Сантемыр. Редед спрыгнул с коня, обнял голову сына и долго так стоял... До самозабвения любил князь младшего и иногда забывался в отцовской ласке, хотя, по обычаю горцев, не имел права на людях выражать свое отношение к детям.
– Ты уже настоящий мужчина! Иди освежись, переоденься и приходи к столу, – распорядился отец. Сегодня князь в честь успешной джигитовки позволил сыну разделить с ним трапезу.
Отец и сын сидели за уставленным яствами анэ, и князь тепло беседовал с Сантемыром.
– Сынок, в скором времени я подарю тебе настоящего джынджифа[10], дамасскую саблю и женю на дахэ[11], улыбаясь произнес Редед , с гордостью взирая на юношу.
– Отец, ты лучше научи меня, как держать меч, сейчас это главное, – серьезно произнес Сантемыр, как взрослый.
– Ты прав, сын мой... Меч надо суметь удержать пробив тмутараканского князя, – неожиданно вздохнул князь, и на лицо его набежала тень беспокойства.
– А что ему нужно в наших владениях? – не удержался от вопроса Сантемыр и покраснел.
– Видишь ли, сынок, мир так устроен, что кто-то кого-то обязательно должен подчинить, заставить повиноваться. Тмутараканский князь тоже хочет иметь зависимых соседей, а не строптивых...
– Но разве мы мешаем ему или воюем с ним? – продолжал Сантемыр.
– Сын мой, князь Мстислав не зря хочет войны. Когда-то наши предки вместе с хазарами нападали на земли славян. Жизнь так устроена, ты силен – я у твоих ног, я силен – ты у моих ног... Это вечная борьба. «Зиухсан»[12] говорится господину, а он никогда уже не скажет зависимому от него человеку «зиухсан». Так повелось испокон веков, ты понял смысл моих слов? – спросил Редед сына.
– Да, отец. Я никогда не слышал, чтобы ты говорил кому-нибудь это слово.
– Потому что я князь, и простые люди мне говорят: «Да возьму я твои болезни себе». Хотя в этом есть и несправедливость, сын мой. Люди, в особенности горцы, не должны унижаться и произносить это слово. Его может сказать мать во имя любви к детям, но ни в коем случае не в адрес князей или поработителей. К сожалению, некоторые наши сородичи слово «зиухсан» иногда употребляют перед силой. Адыг не должен произносить слово «зиухсан» врагу. Запомни, сын мой, честь каждого в отдельности – это и честь всей нации и народа. Будь горд, веди себя всегда с достоинством, но старайся при встрече с врагом найти нужное слово, дабы избежать напрасного кровопролития... А знаешь, сколько адыгской крови пролито здесь, да и на побережье тоже. С кем только наш бедный народ не выяснял отношения мечом, кроме разве славян...
– Ты говоришь, отец, что славяне не воевали с нами? – Сантемыр внимательно слушал отца.
– Славяне, сын мой, по природе своей люди мирные, если не сунешься к ним первый, то они не тронут.
– Но ты ведь только что говорил про тмутараканского князя?
– Этого славянина тоже толкает беда. На него оказывает давление Византия, вынуждая покорять горцев и насаждать христианскую веру. Вот он и собирается напасть, а мы должны его достойно встретить.
[1] Джегу – народные игрища (адыг.).
[2] Касоги – так звали адыгов древние славяне и другие народы.
[3] Апепшина – адыгский семиструнный народный инструмент.
[4] Хагрей – спутник, помощник князя (адыг.).
[5] Апнэ – низкий круглый столик на трех ножках.
[6] Амра – солнце.
[7] Хечхас – игра: вбивание в землю в момент поединка борцов (адыг.).
[8] Алаурсын – адыгейское восклицание, выражающее крайнее удивление.
[9] Азэ – лекарь (адыг ).
[10] Джынджфа – сказочная порода лошадей.
[11] Дахэ – красавица (адыг.).
[12] «3иухсан» – «Да возьму я твои болезни себе» (адыг.). 
– А что, отец, с ним разве нельзя договориться, – высказал свою мысль Сантемыр.
– Ты рассуждаешь разумно, сын мой. Вот мне и надо найти такие слова, чтобы он повернул назад.
– Но, конечно, без слова «зиухсан», не так ли, отец? Редед молча похлопал сына по плечу и согласно кивнул в ответ. Сердце его радовалось и за Сантемыра, и за старшего, Темырбека.
– Утолите голод, не разговорами же будете сыты,– сказала Айрыш, до сих пор молча и почтительно слушавшая разговор мужа с сыном.
Редед внушал сыновьям, что наступит такое время, когда и им придется решать судьбу своего народа. Надо делать так, чтобы в ваших действиях народ видел все то хорошее и мудрое, чем были богаты обычаи и традиции адыгов и абхазов, занявших достойное место в истории человечества. Он не раз говорил сыновьям, что малейшая ошибка князя может привести к гибели или, еще хуже, к позору всего народа. В то же время, умное слово и своевременное способны спасти целые народы.
– Дай мальчику пообедать, он ведь устал, – подошла Айрыш к сыну и ласково погладила его курчавые волосы.
– Мать, я, кажется, уже не малыш, как ты думаешь? – улыбнулся Сантемыр.
– Но и не пехлеван[1] еще, – вставил отец.
– А кто самого князя свалил сегодня с коня? – слегка горячась ответил сын.
– Я просто пожалел тебя, – мягко возразил ему отец.
– А разве я просил у кого-нибудь амарджи[2]? – искренне удивился сын.
– Хорошо, пусть ты победил сегодня, – согласился отец, решив пойти сыну на уступку, однако его хвастовство Редеду не понравилось.
– Отец, скажи, ты недоволен, что я победил?
– Ты боролся в полную силу, это правда. Но к чему самоуверенность? Знаешь, такой человек подчас не замечает правды. Остерегайся этого, сын мой...
– Я не вижу правды?! Значит, я не победил сегодня? – густо покраснел Сантемыр.
– Просто я дал тебе возможность отличиться, но учти, враг – не отец, и он будет беспощаден и вероломен. Запомни главную истину: каждая победа в поединке – это шаг вперед, но еще не окончательная победа. «За силой охотится сила», говорят в народе, так что знай: если ты победил сегодня одного, завтра тебя ждет другой, может быть, сильнее тебя... Человек, сын мой, похож на тетиву, которая постоянно натянута и ждет своего часа.
Редед умолк, молчал и Сантемыр, низко опустив голову.
– Жиу, герой дня, пора приниматься за еду, а то паста[3] совсем остыла.
Редед принялся за трапезу, а Сантемыр так и сидел в прежней позе, размышляя над словами отца.
– Значит, надо все время напряженно ждать силы, так, отец? Вечная готовность к опасности, – после долгого молчания заговорил юноша.
– Да, сын мой, мужчина рожден для вечного бдения во имя народной чести. Помнишь, как говорил твой дед: «Через спящего мужчину и муравей проползет», а еще он говорил: «На поле брани каждый должен помнить, что его кровь – водица, а кровь соратников бесценна». И тот, кто поймет значимость этих слов, будет славен, возвышен и велик. Понял, сынок? – обратился Редед к сыну.
– Вспоминаю я рассказы деда, особенно одну сказку...
– Интересная? – спросил Редед . Он любил слушать воспоминания сыновей о своем отце.
– Однажды муравей, томимый жаждой, пополз к реке и, наклонившись, хотел было напиться, но тут его подхватило волной и понесло. Он стал захлебываться. А в это время пролетал над водой голубь. Увидел, что у муравья бедственное положение, и бросил ему ветку, которую нес в клюве для своего гнезда. Зацепившись за ветку, муравей кое-как взобрался на нее, тем и спасся.
Прошло несколько лет, и вот как-то голубь попал в сети охотника. Тот хотел уже было вытащить птицу, но подползший муравей больно укусил человека за ногу. Охотник отдернул руку, и голубь смог улететь. Вот так спасли друг друга муравей и голубь. А какой вывод, отец? – улыбнулся сын.
– А как ты это понял?
– Я думаю, дед хотел сказать, что человек рожден для того, чтобы вовремя прийти на выручку другому, ведь так, отец?
– А я еще добавлю, что человек рожден для чести и славы. Примером тому служат народные редады, кои слагаются во имя героев, борющихся против поработителей. Много их создано адыгами, да и всякий другой народ славит своих сынов, но тот герой дважды, кто пролил кровь на родной земле, а не на чужом поле брани... – закончил Редед.
Неслышно вошел Черым с неизменным бжамием в руках.
– Ты обедал, Черым? – спросил князь.
– Да, зиухсан, князь, – с поклоном ответил слуга.
– Опять ты произносишь это слово, – нахмурился Редед и добавил: – А коль свободен, сыграй нам песню героев.
– Я попрошу Гегулез подыграть мне на апепшине, хорошо, князь? Вместе лучше получается, – предложил Черым, радуясь, что князь не разгневался на него.– Эта псыхогуаша[4] уже вернулась? Как ее здоровье? – спросил князь.
– Опять порхает, как ласточка, – сверкнул глазами Черым.
– А почему ты Гегулез называешь псыхогуашей, а? – обратился Сантемыр к отцу.
– Она все больше становится похожей на дахэ! Давай зови ее, Черым, да смотри, не потеряй вместе с сердцем голову, глядя на мою племянницу, – с улыбкой погрозил князь пальцем Черыму, не знавшему, куда себя деть. – Так мы ждем вас! – громко произнес Редед , а Черыма уже и след простыл.
– А почему ты, отец, так сказал ему? – осторожно спросил Сантемыр.
– Я должен все предугадать заранее. А Гегулез достойна большего счастья, сынок. У каждого в жизни своя дорога, и нельзя по узкой тропинке протащить одновременно и хромого, и слепого, и зрячего. Я понятно объясняю?
– Конечно, отец, но я не совсем согласен с тобой. Помнишь, ты говорил, что горцы перед горами и солнцем пользуются одними правами? – поставил своим вопросом в тупик отца Сантемыр.
– Видишь ли, сынок... В жизни все в кучу нельзя мешать.
– Я понял! Рядом с князьями не всем дозволено подниматься, к примеру, в гору, так? – докончил за отца юноша.
– Отчасти ты прав, но... – князь сдержанно и выжидающе
смотрел на сына.
– Я не мальчишка, отец, и уже понимаю, что пши[5] есть пши, а пшителъ[6] – это пшитель... Вот и остается Черыму только одно – говорить «зиухсан, пши», – медленно произнес княжич, пристально глядя на отца.
– Многому тебе еще надо учиться, и прежде всего тому, как управлять людьми, а в этом деле нужна тонкость, проницательность...
– ...и хитрость, изворотливость. А иногда с улыбкой надо возвеличивать, подбодрять, но каждого держать на своем месте, не так ли, отец?
– Может, и так... – не скрывая своего удивления, князь долгим взглядом посмотрел на сына. Тот был серьезен.
Да– а-а... ему исполнилось шестнадцать. Взрослый сын! Князь хотел было что-то сказать, но тут вошли Черым с Гегулез, и, поклонившись, начали играть героическую мелодию. Редед прикрыл веки, слушая, а в голове Сантеммра роилось множество разных вопросов, на которые он не в силах был еще найти ответ...
Резкий свист кнута и дробный цокот конских копыт прервали музыку. В дверях покачался байкул[7] Каирбек.
– Зиухсан, Редед, хагрей Лаурсен просит разрешения войти, – приглушенным голосом сказал Каирбек.
– Пригласи! – порывисто встал Редед .
– Зиухсан, князь, беда! Подтвердилось наше опасение, ратью идет на нас князь тмутаракаиский, – тревожно громким голосом сообщил Лаурсен.
В зале повисло молчание. Князь надолго уставился в одну точку, а Сантемыр неторопливо переводил взгляд с отца на его преданного друга и помощника доброго Лаурсена. Хагрей и байкул терпеливо стояли в ожидании решения Редеда.
– Отец, почему ты так долго молчишь? Ведь не испугался же ты врага, – не вытерпел столь долгой паузы юный княжич, но Редед продолжал безмолвствовать и лишь дважды протяжно вздохнул... Затем медленно поднялся и направился к выходу, тяжело ступая. Лаурсен и Каирбек бесшумно отступили к обеим сторонам двери, пропустив князя, зятем княжича, и лишь потом последовали за ними сами. Спустившись с балкона, князь неторопливо дошел до середины двора и, остановившись, долго смотрел на горы, любуясь их горделивой красотой.
– Что случилось, Лаурсен, чем обеспокоен князь? – обратилась к нему княгиня.
– Плохие вести, княгиня... Недолгой была тишина в наших владениях, князь тмутараканский идет войной на нас, – сдержанно произнес хагрей Лаурсен.
– Да как мог забыть этот бляго[8], чем помогли ему адыги, когда Византия его душила?! – с презрением произнесла Айрыш.
– Хочет свою кровь пролить руками адыгов, – с угрозой высказался байкул Каирбек.
– Отец, мужайся, я же рядом с тобой, – уводя отца под дерево, Сантемыр старался скрыть от него волнение.
Князь молча сел и продолжал отрешенно смотреть перед собой. Два муравья пытались развернуть в траве какую-то хворостинку. Смотрел на них Редед и думал думу горькую и невеселую. Вот и настал опять час испытания для его народа. Снова кровь, отчаяние матерей и жен погибших. И нет этому конца во веки веков... Думал князь, а в голове его засели слова о том, как избежать кровопролития.
– Нельзя медлить, зиухсан, Редед ! Пора оповестить народ о надвигающейся беде, – осторожно высказал наконец Лаурсен свою мысль.
– Да, мой Лаурсен, брось клич по селениям и разошли гонцов! И снова звуки труб ворвутся в мирные дома... – с глубокой душевной болью произнес Редед.
– Князь, нам не привыкать защищаться, но никогда мы не шли ни на кого войной с целью захвата. А свою землю, князь, мы не отдадим! – убежденно произнес Лаурсен.
– В любом случае кровь людская все равно прольется...– отозвался Редед.
– Видят нас боги солнца, воды и земли, боги огня и войны, не мы это затеяли! Встретим врага у границы достойно, как и подобает касогским воинам! – отдал распоряжение Лаурсен, и Каирбек с Черымом тут же отправились в дорогу.
За ними порывался следовать и Сантемыр, но князь остановил сына.
– Еще не время для тебя, – начал он как можно спокойнее, но княгиня опередила мужа, не дав ему договорить.
– О боги, – хватит?! – Айрыш устремилась к сыну.
– Что значит твое слово, мать? Пока ты не теряла ни одного из сыновей, народ же наш истреблен набегами наполовину! Что скажут люди, если князь станет прятать сыновей? – твердо, с достоинством произнес Сантемыр.
– Не спорь с ним, друг мой. Наш сын хоть и юн, но мыслит вполне по-мужски. Он пойдет со мной, княгиня, – отрывисто бросил князь, решив судьбу сына.
– О, я несчастная мать! – с протяжным воплем Айрыш ушла в дом, и оттуда еще долго раздавались отчаянные стенания, прерываемые нежно-жалобным голоском Гегулез.
Во дворе стояла тишина, и издалека было слышно наигрывание на бжамие какого-то пастушонка.
– Что ж, сынок, седлай коня, нас ждет пахотное поле, которое станет полем боя. Так было испокон веков, так, наверное, будет и в будущем, – произнес Редед бодро, хотя на душе у него была тревога.
– Спасибо, отец! Располагай моим мечом и уздечкой, – сын перепрыгнул через калитку и побежал в загон к лошадям.
Глядя вслед сыну, Редед произнес вслух с горечью:
– Наступит ли когда-нибудь время, чтобы люди жили в мире и согласии...
И, словно противясь его мысленным желаниям, повсюду раздались тревожно-набатные звуки труб, созывающие мужчин-воинов на ратный подвиг. Вскоре к ним присоединились и высоко-протяжные голоса матерей, дочерей, сестер, наполняя тревогой душу воинов.
Князь встал и направился в дом облачиться в доспехи.
var container = document.getElementById('nativeroll_video_cont'); if (container) { var parent = container.parentElement; if (parent) { const wrapper = document.createElement('div'); wrapper.classList.add('js-teasers-wrapper'); parent.insertBefore(wrapper, container.nextSibling); } }
